— Интересно, почему она говорит об этом сейчас?

— Не имею ни малейшего понятия. Естественно, за десять лет разлуки мы во многом утратили взаимопонимание. И, конечно, она не может простить мне, как она считает, предательства — того, что я не был с ней рядом, когда она оказалась в беде. Но что я мог сделать? Не мог же я отправиться в Индиан-Спрингс и выкрасть ее у тетки?

— Вы хорошо заботитесь о своих пациентах, доктор.

— Да. Забочусь. И очень устаю от этого. — Он погасил сигарету. — Кстати, эту пепельницу делала Нелл. Неплохо для первого раза.

Я пробормотал что-то одобрительное. Звон посуды постепенно стих, и из глубины здания донесся жалобный старческий крик.

— Может быть, то, что она говорит, и не такой уж абсурд, — сказал я. — Ведь визит Макги в гостиницу настолько поразил Долли, что она не смогла совладать с собой.

— Вы наблюдательны, мистер Арчер. Именно так все и было. Он доказывал ей свою невиновность. Кроме того, нельзя забыть, что по-своему она любила отца. И он вполне мог убедить Долли, что она ошиблась и виновна она, а не он. Детские воспоминания в значительной мере определяются эмоциями.

— Вы хотите сказать, виновна в лжесвидетельстве?

— Убийстве. — Он наклонился ко мне. — Сегодня утром она сказала мне, что сама убила свою мать.

— Но каким образом?

— Словом. Тут-то и начинается абсурдная часть. Долли утверждает, что своим ядовитым языком убила и свою мать, и свою подругу Элен, а к тому же отправила за решетку отца.

— Она объяснила, что имеет в виду?

— Пока нет. Возможно, эти проявления комплекса вины лишь поверхностно связаны с убийствами.

— Вы хотите сказать, что она обвиняет себя в убийстве, чтобы искупить какую-то другую вину?

— Вполне возможно. Это достаточно распространенный механизм. Я знаю абсолютно точно, что она не убивала свою мать и, что еще существеннее, не клеветала на своего отца. Я уверен — Макги был виновен.

— Суд может ошибаться даже в серьезных делах.

— Об этом деле мне известно больше, чем было известно суду, — произнес он самоуверенно.

— От Долли?

— Из разных источников.

— Буду вам очень признателен, если вы поделитесь со мной своими сведениями.

Взгляд его стал холодным.

— Я не могу этого сделать. Я должен уважать тайны своих пациентов. Но вы можете поверить мне — Макги убил свою жену.

— Почему же тогда Долли чувствует себя виновной?

— Уверен, со временем все прояснится. Возможно, это связано с ее обидой на родителей. Желание отомстить им за их несчастливый брак было вполне естественным. Она вполне могла вообразить себе смерть матери и заключение отца, прежде чем все это произошло. А когда мстительные фантазии бедного ребенка реализовались, что она могла ощущать, кроме вины? Все это Макги разбудил в ней своим приходом, а теперь еще этот несчастный случай... — Он развел руками, словно ему не хватало слов.

— Смерть Элен Хагерти не несчастный случай, а умышленное убийство, хотя бы по той причине, что рядом не было найдено оружия.

— Да, понимаю. Я имею в виду то, что Долли обнаружила тело, а это, безусловно, было случайно.

— Интересно, почему же она обвиняет себя и в убийстве Элен? Я не очень понимаю, как вы увязываете это с детскими обидами.

— Никак. — В его голосе начало звучать раздражение. И он решил скрыть его за маской профессионала. — Вам незачем вникать в особенности психических реакций. Ваше дело — объективные факты, а мое — субъективное состояние. — Это было грубовато, и он смягчил это очередной философемой: — Естественно, объективное и субъективное, мир внешний и мир внутренний связаны. Но иногда они идут, словно параллельные линии, пересекающиеся в бесконечности.

— Хорошо, давайте займемся объективными фактами. Долли сказала, что убила Элен Хагерти ядовитым языком. Она больше ничего не говорила по этому поводу?

— Нет, еще кое-что говорила, но очень сумбурно. По-моему, Долли считает, что именно ее дружба с Элен стала причиной смерти последней.

— Они были дружны?

— Я бы сказал, да, хотя между ними была разница в двадцать лет. Долли ей очень доверяла, и та платила взаимностью. Судя по всему, у нее тоже были сложности в отношениях с отцом, так что удержаться от сравнения с Долли было довольно трудно. Они были откровенны друг с другом. Вообще-то не очень здоровая ситуация, — сухо добавил он.

— Она что-нибудь говорила об отце Элен?

— Долли считает, что он был подкуплен и участвовал в каком-то убийстве, но это может быть чистой фантазией — дублирующий образ собственного отца.

— Однако это не так. Отец Элен действительно полицейский, и сама Элен считала его лгуном.

— Откуда вы это знаете?

— Я читал письмо ее матери по этому поводу. Мне бы хотелось поговорить с ее родителями.

— В чем же дело?

— Они живут в Бриджтоне, штат Иллинойс.

Для меня это было далековато. Однако мысль о том, что и эта возможность не может быть исключена, уже возникла в моей голове. Мне приходилось сталкиваться с делами, которые раскрывались постепенно и медленно, словно расползающаяся почва, которая обнажает скрытые под плотным покровом настоящего слои давно минувшего. Может быть, и убийство Элен было связано с таинственным убийством в Иллинойсе, происшедшим двадцать лет назад, когда Долли еще не было на свете. Я не стал говорить об этом доктору Годвину, но мысль была соблазнительная.

— К сожалению, больше ничем не смогу вам помочь, — произнес он. — Надо идти — пора делать обход.

К больнице подъехала машина, я услышал, как хлопнула дверца и раздались шаги. С неожиданной скоростью Годвин вскочил и еще до того, как успели позвонить, открыл дверь.

Я не мог разглядеть посетителей из-за его спины, но они явно не были желанными. Годвин занял жестокую оборону.

— Доброе утро, шериф, — произнес он.

Крейн был, напротив, настроен вполне дружелюбно.

— Черт знает что, а не утро. Сентябрь — лучший месяц у нас, а из-за этого проклятого тумана закрыли аэропорт.

— Вы ведь не погоду приехали сюда обсуждать.

— Это верно. Я слышал, вы укрываете тут беглянку от правосудия?

— Кто это вам сказал?

— У меня есть свои источники информации.

— Можете их уволить, шериф. Они вас дезинформируют.

— Возможно, доктор. Но ведь вы не будете отрицать, что миссис Долли Кинкейд, она же Макги, находится в этом здании?

Годвин помрачнел. Он явно был в нерешительности.

— Не буду.

— Вы же только что сказали, что ее здесь нет. Чего вы добиваетесь, доктор?

— Чего добиваетесь вы? Миссис Кинкейд не скрывается от закона. Она находится здесь лишь потому, что больна.

— Отчего же она заболела? Не выносит вида крови?

Годвин поджал губы — казалось, он сейчас плюнет шерифу в лицо. Я со своего места не видел шерифа и не хотел его видеть — мне представлялось, что лучше не попадаться ему на глаза.

— Вшивый день, доктор, и не только из-за погоды. Вчера вечером в нашем городе было совершено убийство. Думаю, вы уже слышали об этом. Вероятно, миссис Кинкейд сообщила вам.

— Вы что, обвиняете ее в убийстве? — спросил Годвин.

— Пока нет.

— Тогда вон отсюда!

— Вы не имеете права так со мной разговаривать.

Годвин стоял неподвижно, но дышал так часто, словно только что пробежал стометровку.

— В присутствии свидетеля вы обвинили меня в том, что я помогаю миссис Кинкейд скрыться от закона. Я могу подать в суд на вас за клевету и клянусь, что так и сделаю, если вы не прекратите преследовать меня и моих пациентов.

— Я совершенно не это имел в виду. Как бы там ни было, я имею право допросить свидетельницу.

— Возможно, через некоторое время. В настоящее время миссис Кинкейд получает сильные седативные средства. И я, по крайней мере в течение ближайшей недели, не могу дать согласия на ее допрос.

— Недели?

— А может, и больше. И я рекомендую вам и не пытаться настаивать. Я готов предстать перед судом и засвидетельствовать, что полицейский допрос в настоящее время представляет реальную угрозу ее здоровью, а может быть, и жизни...